Артур Рубинштейн (Артур Рубинштейн) |
Артур Рубинштейн
Польский музыкант Артур Рубинштейн — личность легендарная. Его пианистический путь началься дар соли 1900 дар Берлин, завершился дар соли 1976-м дар Лондоне. Гастроли Артура Рубинштейн дар СССР дар соли 1964 дар произвели ошеломляющее впечатление. Поначалу молодежь была настроена скептически: чего можно ожидать от исполнителя в возрасте 77 лет? Однако, как высказался он вакт музыкальный критик Г. Коган, „опасенияи оказалисии неосновательнымӣ. Перед нами предстал увлекательнейший пианист, пурра сохранивший «форму» — ба таври куллй ва чуткостй восприятия, балки аппарати виртуозй, юношеский огонь, энтузиастическуй дар музояда*.
Дар соли 1999 ширкати "BMG" дискови уникальное собрание дискови "The Arthur Rubinstein Collection" - "Коллекция Артура Рубинштейн" (RCA 630002). Дар 94 диски представлены дар ҳама студие ва „живые“ сабти валикҳои мусиқиро зеркашӣ кунед. Многие произведения Рубинштейн записывал по нескольку раз, и теперь мы можем наконец сравнить его исполнения разных лет, реально проследить творческую эволюцию пианиста. Записи одного сочинения порой сильно отличаются, причем различия касаются именно исполнительской концепции, а не каких-то внешних особенностей.
Беш аз ин, ки "живые" ба консерт Артура Рубинштейн пешниҳод мекунад. В одном из своих интервью 1964 года музыкант признавался: „Для настоящего артиста играть перед людьми — счастье… Радио не заменяет общения дар концертном зале. Артисту нужны слушатели. Я люблю, когда на концерте сидят даже на эстраде, и обычно прошу пропускать на эти места консерваторскю молодежь: она меня вдохновляет. Радио не дает вдохновения. Человек слушает музыку «между делом», консерт ичро карда мешавад. Вот почему я избегаю трансляций своих концертов…”
Неповторимость, узнаваемость исполнительской интонации любого музыканта создается двумя элементами — звуком ва временем. Звук фортепиано под пальцами Артура Рубинштейн як полный, глубокий, ясный, рельефный. Его фразировка происходила аз какого-то ощущения дихания, его фортепиано как будто пело — ударный инструмент трансформировавляется в поющий… Рубинштейн не пытался сделать мягкие пассажи почти неслышными — ин фортепиано бо ихлос; он всегда глубоко погружал пальцы в клавиши, когда требовалось, ва „с ощущением пианино“, как он говорил. Сочность звука стала одним аз его фирменных знаков. Однажды великого виолончелиста Григориа Пятигорского спросили: „У кого самый богатый виолончельный (курсив наш.— Ред.) звук?“ И он ҷавоб дод: „У Рубинштейн“.
Временем Рубинштейн также владел необыкновенно тонко. Темп, ки ба он таъсир мерасонад, "темпо giusto" аст, то темп "собразный характеру пьесы". По словам Даниеля Баренбойма, его темп „ҳама “барои ҳақиқӣ”— барои ин ҳама зуд, ки ҳама чиз хеле хуб аст, ва намедонад, ки намедонад. Он аз ҷониби идеалӣ кушода шуд…”
Однако самое главное, что отличает исполнение Артура Рубинштейн,— ин удивительная пластичность, гибкость, ёддоштҳои техникаи музыки, иначе говоря, особенности рубато. Форма его фраз была очень вокальной, слушатель чувствовал живое дыхание музыкальной линии. Пианист хорошо знал, что певцы и духовики достигаются выразительности умелим взятием дихания внутри фразы, ва он переносил это на свою игру. Рубато Рубинштейн на только огромного таланта ба даст овард, аммо натиљаи корњои осознашаванда, о чем гуфт, ки дар бораи он ки Эмме Дестин, ки дар он восхищалсї ва которую считал лучшим драматическим сопрано начала мўњтарам ХХ века вака дорад: „Вай аз он љое. Вы научили меня разумной трактовке rubato — ин ба шумо имкон медиҳад, ки тағирот дар мелодии. Я попытаюсь перенести Ваше совершенное владение дыханием дар мою собственную фразировку ва убежден, ки ин имел дар виду Шопен, предписывая rubato дар произведенияхс” (Рубинштейн А. Дни/Моейское молодости 9. В. С. 1981).
Наш разговор теперь плавно переходит к Фридерику Шопену, ва ин неудивительно, ибо Рубинштейн пеш аз ҳама „шопенист“. Ни для кого не секрет, что глубинное, подлинное погружение дар музыку Шопена дар бораи пианистам-полякам, так как ощущение „polskosci“ (польского духа, польского начала) у них в крови. Большую часть произведений композитора Рубинштейн играл дар протяжении всей своей жизни, но, пожалуй, особенно глубоким ва тонким проникновением дар сложный мир шопеновской музыки аз ҷониби солҳои 1950–60-ро аз худ кардааст.
Ключом к пониманию особенностей интерпретации Шопена Артуром Рубинштейном служат собственные слова музыканта: „Чтобы понять Шопена, бояд знать кунед, ки композитор ба учеником Баха ва Моцарта, учеником точности ва гармонии. Это благородный гений. Рубато Шопена — аз итальянского пения: композитор постоянно посещал итальянскую опера, изучая искусство певцов. Учтите дыхание певца, выразительность арий и речитативов, пение для души — и появится должная степень свободы, не навязанной, а вытекающей из смысла мелодии…” акцентов, бальная лихость“.
По мнению Рубинштейн, в первой половине ХХ столетия большинство пианистов „гипертрофировали ёдбуди лиризм Шопена, утрировали пластичность ва красоту мелодии, дар ҳама ҷо дар он ҷо ба истеҳсоли чисто, просто, с чупрямотой и чтобы исполнять. Порой задерживали ноты, которые не следовало тянуть, разбивали аккорды, ждали по полчаса, когда нужна была лишь маленькая пауза“. Апофеоз такого подхода мы можем наблюдать у Игнацы Яна Падеревского. К сожалению, многие музыканты то сих пор придерживаются этих принципов. Рубинштейн дар аввал, кто начал боротся за „моцартовски точного, чистого Шопена“. Он противостоял традиции преувеличенной чувствительности, сентиментальности, созданной шопеновскими учениками, однако это послужило поводом к серьезным нападкам; польские критики и публика говорили: „Рубинштейн играет талантливо, вале Шопен абсолютно сух“.
Из записей концертов Шопена барои фортепиано бо оркестром, представленных дар собрании дискови фирмаи „BMG“, хочется выделить альбом № 17: Первый консерти e-moll бо оркестри Лос-Анҷелесской филармонии под управлением А. Валенштейн (1953) ва Второй концерт f-moll ба Симфоничесским оркестри NBC под управлением У. Штейнберга (1946) — и альбом № 44: Консерти якуми e-moll с Новым симфонически оркестром Лондона под управлением С. Скровачевского (1961) ва Второй консерти f-moll ба оркестри "Симфония воздуха" ("Симфонияи ҳаво") дар зери управлением А. Валенштейн (1958). Заметны различия в исполнительских концепциях первых частей концертов. Так, первая часть Консерти Первого аз альбома № 17 звучит императивно, крупным мазком, довольно быстро, Agitato; вся фактура очень ясна ва мелодизированна, никакой педальной дымки. Первая часть Второго консерта аз того ва альбома иҷро мешавад страстно, устремленно, патетикно, рельефно дар интонационном плане, ярко, но несколько маршеобразно; возможно, такая „прямолинейность“ и чрезмерная „маршевость“ эълон карда мешавад. Что касается вторых и третьих частей в записях ҳама консертов обоих альбомов, то ҳама они по-своему прекрасны, особенно вторые части, исполненные ласково, упоительно, бе какой-либо слащавости. Говоря об интерпретации Рубинштейн консертов Шопена, вошедших дар альбом № 44, хочется вспомнить слова из рецензии Р. Шумана 1836 йилда: “Нас снова приветствует дух Моцарта…” Общий тон интерпретаций концертов альбома № 44 спокойный; это сдержанное, серьезное, чуть отстраненное повествование. Нарочито неторопливые темпи, тонкие ритмические оттяжки дар финал, удивительное единение солиста ва оркестра…
Давно уже стали эталонными рубинштейновские трактовки баллад, экспромтов, баркаролы, скерцо Шопена; особенно это относится к записи соли 1949 (альбом № 26). Запись четырнадцати вальсов, сделанная дар соли 1963 за очень короткое время — четыре с половиной часа (альбом № 47), поражает своей цельностью; это поэма, произнесенная на одном дыхании, словно проникнутая воспоминаниями о давно ушедшем… Дар полонезах Шопена у Рубинштейн низ ба таври ғайриқонунӣ истисмор мекунанд — масалан, непривычно медленный полнительские решения — масалан, непривычно медленный полнительские решения дар Ползаяческие повязиться в ползаяющих сериал. Великолепна кульминация в коде Полонеза-фантазии.
По-разному раскрывает Артур Рубинштейн мир шопеновской музыки дар ноктюрнах. Трудно отдать предпочтение какой-либо аз записей. Одни ноктюрный пианистом „пропеты“, дигар „проговорены“, трети „продекламировани“; некоторые будто иллюстрируют знаменитую шумановскюю оценку 1836 сол аз рецензии дар появление ноктюрнов Ф. Шопена ва Д. Филда: "Самое задушевное и просветленное, ки шумо метавонед онро дар музыке созед".
Самое „польское“ в Шопене — это, наверное, его мазурки. И наиболее глубокое постижение личности композитора, бесконечную широту дар раскрытии разных сторон польского духа Рубинштейн демонстрирует именно при исполнении мазурок. Поначалу как раз мазурки-то пианист записивать не хотел, опасаясь возможной монотонности звучания. Тем не менее исполнение Рубинштейн — идеальное воплощение авторского замысла, ки пеш аз ҳама муҳаррикизовал Б. Асафьев: «За элементарностью конструкции скрывается «необычайное многообразие»: мазурки-песни, мазурки-рондо, мазурки-думй, мазурки — романтические элегии, лирические ариозо, пасторали, мазурки — массовые танцы эр среди, «мазурки» интимного тона», словно монологи «наедине с собой», мазурки иронического склада, словно тонко зарисованные над «человеками» очерки, мазурки — юношески шаловливая, прихотливая игра воображения, мазурки — «у про: темаи зиндагонӣ сказы про весну и про девушек, мазурки — похоронные хоралӣ, мазурки — свадебные перезвонӣ. Границы настроений беспредельны, диапазони звукописных образов вызывает многообразие живописных ассотсиатсия…”
Интересным дополнением шопеновского раздела коллекции являются записи альбома № 69 — Фантазия дар польские темалар, исполненная Рубинштейн вместе бо Филадельфийским оркестром под управлением Ю. Орманди (1968), Анданте спианато ва Большой полонез дар версияи оркестров, сигранние дар оркестри "Симфония воздуха" дар зери идораи А. Валенштейн (1958). Эти записи отличаются невероятным ритмическим разнообразием ва удивительной элегантность.
Наряду с произведениями Фридерика Шопена, Артур Рубинштейн дар протяжении всей своей жизни исполнял сочинения Роберта Шумана. От Роберта и Клари Шуман нити преемственности протягиваются к Рубинштейну через великого скрипача Йозефа Иоахима, ки дар навори близок великому композитору, а на склоне лет благословил молодого Артура Рубинштейна дар ҳама музоядаҳо.
Консерт Шумана барои фортепиано бо оркестр бо записан Рубинштейн трижды. Записи соли 1958 бо ширкати Симфоническим оркестри ширкати "RCA Victor" дар зери идораи Й. Крипса (альбом № 39) — як чизи азхудкунии интерпретаци, где вторая ва третья части, озодона истифодабарии тонкости — звуковой, штриховой, ритмической, не уступаоварда мешавад. Интерпретация соли 1947 бо оркестри Симфонически «RCA Victor» дар зери идораи У. Штейнберга (альбом № 19) менее убедительна из-за некоторой тяжеловесности, ритмической прямолинености. Запись соли 1967 бо Чикагским симфонически оркестром под управлением К.-М. Джулини (альбом № 53) прекрасной ансамблевой слаженностью ва тонко сбалансированной звучностью оркестрро, ки дар он ҳама гуна трактовки дигар мастера, ҳамчун Джулини баромад мекунанд.
В шумановском разделе коллекцияи есть уникальная „живая“ запись Симфонических этюдов, сделанная дар соли 1961 дар Карнеги-холле (альбом № 39). Перед нами бурный, кипучий, бушующий, захватывающий Шуман. Интерпретация волнующая и красноречивая, изобилующая виртуозностью.
„Вещая птица“ Шумана (аз цикла „Лесные сцены“) аз любимых произведений пианист. Из трех замечательных записей (1946, 1961, 1969), пожалуй, наиболее впечатляет версияи 1961 года, прекрасно сделанная и, как верно замечает музыковед Г. Гольдшмидт, „демонстрирующая утонченную грацию бе хрупкости, присущей более старым записям, и бе некоторой тяжеловесности, шахсии худрӯй Рубинштейн“.
Неторопливо, крупно, рельефно, декламационно, мумкин сказать, дар духе Софроницкого звучат „Арабески“ дар соли 1969 (альбом № 39), дар соли 1947 (албом № 19) дар соли XNUMX (албом № XNUMX) пеш аз ҳама. .
Из шумановских записей Рубинштейн, мумкин аст, хеле зиёд аст, — Фантазия C-Dur. Музыкант играл ее с 17 лет, аммо записал лишь однажды, дар соли 1965 (альбом № 52). Дар ин бора аз дигар корҳо истифода намебаранд, ки бо пуррагӣ дар эпиграфи Ф. Шлегеля к этому сочинеию: "Сквозь все звуки, звучащие в пестром сне земли, один тон слышится тому, кто тайно прислушивается". Темп исполнения очень сдержанный, звучности — волшебные…
Хочу напомнить один из отзывов дар бораи исполнении Рубинштейном шумановского „Карнавала“ дар Москва дар соли 1964: „Стоящая в одном ряду с лучшими среди слышанных — у Рахманинова, Софроницкого ва Микеландия дар як сония дар як муддати кутоҳ дар байни худ қарор гирифт. Это Шуман — воздушный, летящий, клубящийся. Рубинштейн избегает какой-либо броскости, оголенной пианистичности. Он сознательно жертвует элементами внешней зрелищности во «Вступлении», бравурой дар «Паганини». Он решительно отказывается аз вошедших в обыкновение у консерти эффектной колкости стакато дар эпизоди «Панталоне и Коломбина», головокружительной стремительности пассажей дар «Паузе», гурухи помпезности дар началних строках «Марша Давид». Его цель не «зарисовки с натуры», не изображение дар звуках Пьеро ва Арлекина, выхваченных аз калейдоскопа карнавальных масок, вале передача интимних душевных состоянии романтического поэта. В рубинштейновской передаче хама ва неиссякаемо разнообразно ва едино. <...> «Карнавал» овеян у Рубинштейн диханием гофманско-гейневской фантастики».
Особое место в репертуаре Артура Рубинштейн занимает Второй концерт Камиля Сен-Санса. Он дар соли 1900 дар соли 1975 дар Лондон ва дар соли XNUMX дар як барнома таҳия карда шуд; невольно напрашиваются параллелҳо бо деятельностью худ аз Сен-Санса, ки дар он судьбой бо дана длительная ва насищенная творческая жизнь. Второй концерт Сен-Санса, украшение репертуара Артура Рубинштейн, возник благодаря Антону Рубинштейн, о чем рассказывает Сен-Санс в своей книге „Портреты и воспоминания“: „Однажды Рубинштейн мне сказал: «Як оркестри Париж; дайте концерт, чтобы я имел случай взяться за палочку!»— «С удовольствием». <...> И я написали концерт дар соль миноре, дебют киторого, таким образом, состоялся под столь знаменитим покровительством“. Интересно, что Артура Рубинштейн парижской публике дар начале XX века пештар именно Сен-Санс: „Позвольте представить вам одного из величайших артистов, читое я знаю. Я предсказываю ему блестящую карьеру. Коротко гуфт, ки он оилаи оилавӣ, которую носит“.
По поводу Консерта Сен-Санса Артур Рубинштейн писал, ки он дар „благодатной новинкой; я взялся за него с большой энергией и должен сознаться, что он в технологе долгих лет служил мне первоклассным боевым конем. В этом концерте есть все — пыл и элегантность, ослепительная бравура и темперамент; в то же время это хорошая музыка, хотя и не лишенная известной банальности. На я по-прежнему убежден, он что талантливый интерпретатор способен облагородить все, что играет, на он «со-творец», а не просто исполнителя».
Известно высказывание Сен-Санса о необходимости „рассматривать сольную партию дар фортепианном консерти наподобие роли в пьесе для театра, эта роль должна бить задумана ва передана как драматический персонаж“. В коллекции Рубинштейн даны три записи Второго концерта, и каждая в своем роде замечательна. Наиболее цельной является интерпретацияи соли 1958 дар оркестри «Симфония воздуха» дар управлениям А. Валенштейн (альбом № 53). Интересно расставлены драматургические акценти. Первая часть носит характер Maestoso, образуя смысловой маркази сочинения — дар духе монологи актера-трагика; это находит отражение и в темповых пропорциях: первая часть по протяженности практически равна двум следующим. Дар соли 1969 ба Филадельфийским симфонически оркестром под управлением Ю. Орманди (альбом № 70) совершенно ошеломляет вторая часть: солист с помощью особенного штриха создает невероятно упругий, летящий звук; вторая тема этой части произносится с особым упоением, радостно, во весь голос. В альбоме № 82 представлена „нелегальная“ запись 1939 года с оркестром Концертного общества Консерватория (Orchestre de la Socie'te' des Concerts du Conservatoire) дар зери идораи дирижера ва номи флейтиста Ф. Губера. Здесь немало „огрехов“ ва у солиста, и у дирижера (особенно в финале, где оркестр просто наметавон угнаться за пианистом), вале дар эмотсионалӣ плане ин необыкновенно яркое исполнение. Наше воображение поражают свобода ва мощь первой части Andante sostenuto, элегантность и изумительное с точки зрения вкуса rubato второй части, феерическая тарантелла финала. „Когда слушатель приходит в себя от головокружительного темпа Финала, то он поражен ритмической упругостью, “пульсом” солиста, барои которым, не всегда успевая, несется оркестр”,— пишет дар комментарияҳои альбому Г. Гольдшмидт.
С именем Артура Рубинштейн связано бисёр открытиий в искусстве ХХ века. В частности, ин мусиқии испанӣ. Интересное описание того, как он стал "испанистом", одним аз лучших исполнителей испанской музыки, дает худ Рубинштейн дар своих мемуарах:
«Исаак Альбенис — як нафар, ки дар Испания ва дар тамоми Испания дар тамоми ҷаҳон машҳур аст. В Пальме, на Майорке, вдова Альбениса пригласила меня на обед… Она жила в предместье города со своими двумя дочерми… Во время обеда я развлекал их рассказом о том, как я встречался с Альбенисом, не зная, кто он. — Играете ли вы его музыку?— поинтересовалась сеньора Альбенис. — Разумеется! — ответил я.— Я хорошо знаю и очень люблю его сюиту «Иберия», аммо ман дар Испанияи худ бозӣ мекардам. В Польше самые знаменитые иностранные пианисты вызывают смех, когда берутся играть мазурки Шопена; они остаются совершенно чужды ритмическому духу этой типично польской музыки. И я не хочу рисковать быть осмеянным дар Испанияи; успехом дар этой стране я очень дорожу. — Пожалуйста, сыграйте все же что-нибудь аз его сочинений,— настаивали дамй. — Сеньора,— сказал я, немного смущаясь, г-же Альбенис,— я играю ин музыку бо увлечением, вале дар моей собственной манере. Видите ли, по моему скромному мнению, фактура сюиты «Иберия» асари богата, и ин изобилие средств мешает хотираи течению мелодии. Очень опасаюсь, что вы будете шокировани, услышав, как я опускаю множество нот с единственной целью рельефнее выделить существо этой музыки. Ничто не могло остановить этих дам. — Играйте так, как вы чувствуете,— сказали они.— Нам в высшей степени интересно баъд аз шумо интерпретацию. Я начал с «Трианы», вложив туда всю мою врожденную любовь к испанским ритмам. Когда я кончил, сеньора Альбенис повернулась к Лауре и сказала: — Это поистине удивительно, не правда ли? Он играет ин точно так, как когда-то твой отец. — Ҳа, да,— ҷавоби Лаура.— Папа тоже опускал многое менее существенное в аккомпанементе. Такое одобрение, исходящее от вдовы и одной из дочерей композитора, которые обе были пианистками, сильно подняло мой дух. Я сыграл три ё четыре дигар пьесы аз «Иберии», трактуя их на свой манер, и мои слушательницы без конца прерывали меня восклицаниями: — Папа делал такое же рубато и так же заканчивал пианиссимо. И темп его был точно тот же, что и ваш. Не требовалось ничего больше, чтобы я принял решение… Месяцем позже я эълон XNUMX экстраординарных консерт дар Мадриде, дар барномаҳо ва барномаҳои вошли четыре аз двенадцати пьес «Иберии». Так как их никто еще никогда не играл, они явились барои публики совершенной новинкой. Могу бе преувеличения сказать, ки ин концерти стали поиста поворотным пунктом дар моей карьере. После каждой пьесы весь зал вопил: «Бис, бис!..», заставляя меня повторять их одну за другой… На улице толпа, продолжая кричать «Браво!», сопровождала меня до самого отеля. Сеньора Альбенис, ее дочь Лаура, Арбос, де Фаля и дигар музыканты обнимали и поздравляли меня, опьянев аз энтузиазма. — Вы играли ин музыку так, словно родились здесь,— гуфта мешавад. Начиная с этого дня я был признан лучшим аз современных интерпретаторов испанской музыки ва должен играть какие-либо аз этих пьес во тамоми городах, где бывал, и всегда играл их с одинаковым успехом.
В коллекции Артура Рубинштейн собранй записи произведений И. Альбениса, Э. Гранадоса, Ф. Момпу, М. де Фали. Не все здесь равноценно, ибо сами произведения различаются по художественному уровню. Сочинения Момпу, „Наварра“ Альбениса — эффектные эстрадные номера, пианист онҳоро иҷро намекунад. В основном Рубинштейн играет лучшие произведения композиторови испанӣ ХХ века. Возникает ощущение поразительной достоверности: перед нами словно оживает атмосфера литературных произведении великих испанцев — Сервантеса, Лорки; мы чувствуем ароматы, ощущаем напоенный зноем сухой воздух. Мы вовлечены в эту жизнь…
«Ночи в садах Испания» барои фортепиано бо оркестри Мануэля де Фали — як аз як лучшихи испании сочинений прошлого столетия. Рубинштейн впервые услышал его дар соли 1916, «заболел» им и включил его дар репертуари худ. В коллекции он представлено тремя версиями. Запись соли 1969 (альбом № 70) бо оркестри «Симфония воздуха» дар зери управлением А. Валленштейн, дар мой взгляд, несколько академична (если вообще мумкин аст дар бораи академичности Артура Рубинштейн), дигар дигар — прекрасны каждая по-своему. Запись соли 1954 (альбом № 18) с Симфоничесским оркестром г. Сен-Луи под управлением В. Гольшмана оставляет яркое и цельное впечатление: органические темпи, великолепен диалоги солиста ва оркестр, бо каждым нав эпизодом они словно все более вдохновляют других. Совершенно иная трактовка «Ночей» дар соли 1957 (альбом № 32) дар Симфоническим оркестри Сан-Франциско под управлением Э. Хорда. Ин подлинно "симфонические впечатления барои фортепиано бо оркестр" (авторское жанровое определение). Исполнение отличают импульсивность, взрывчатость, необыкновенная красочность, тембровое богатство, особая бисёрплановость звукового пространства. Настоящее торжество танцевальности, "испанского начала"— вторая часть, "Danse lointaine". Оркестр подобен ансамблю самобитных солистов, и пианист один аз них, ки аз он соответствует замыслу композитора.
Наши выдающиеся критики Г. Коган и Д. Рабинович дар соли 1964 дар СССР Артура Рубинштейна дар соли 1950 ин гуна рафторро надорад: „…яркая, обяетельная индивидуалность. И… как всякая индивидуальность,— имеющая свои границы. Рубинштейн… не претендует на философскую глубину ва трагедиость концепций, на открытие «новых горизонтов» в пианизме...» (Г. Коган); „…отходы аз умумӣ… не создают впечатления принципиального разрыва с… анъанавӣ. …Своеобразие рубинштейновских трактовок призвано не столько открывать слушателю неведомые миры, сколько радовать его неистощимой способность… находить все новые ва новые красоты в казалосьбном (Давно аз.). Сейчас, по-видимому, наступает переоценка ценностей. Дар давраи солҳои 60–XNUMX-уми солҳои XNUMX–XNUMX-уми солҳои XNUMX–XNUMX-уми солҳои XNUMX–XNUMX-и солҳои XNUMX–XNUMX-и солҳои XNUMX–XNUMX-и солҳои XNUMX–XNUMX-уми асри XNUMX дар солҳои XNUMX–XNUMX-уми асри XNUMX дар замони Шӯравии Сотсиалистӣ бо номи Артуром Рубинштейном ҳамчун пианистов, ки Владимир Софроницкий, Мария Юдина, дар солҳои XNUMX-XNUMX-ум ба даст овардаанд. Нине трудно кого-либо удивить совершенством исполнения ё качеством записи; и как часто роскошно изданные компакт-диски бо прекрасным цифровым звуком не оставляется впечатления трагедиости и новизны, на, не трогая ни ум, ни сердце, мгновенно стираются аз памяти пас аз прослушивающийся истиқлолият, возеҳе, и возможности. „праздник, который всегда с тобой“.
Ирина Темченко
* Барча цитаталар, приводимые в статье, взяты аз аннотаций к альбом Артура Рубинштейн ва из книги, прилагающейся к выпущенному фирмаи „BMG” собранию дисков бо записями пианиста.
